Печальная церемония гражданских похорон Льва Николаевича, впечатление на русское общество от этой смерти, при таких обстоятельствах и в такой необычной обстановке, настолько еще свежи, что повторять здесь столь недавние еще корреспонденции и телеграммы мы не станем.
Не будем также на основании газетных сведений, во многих отношениях не проверенных, на основании догадок, слухов и измышлений пытаться поднять завесу над той житейской драмой, которая, несомненно, разыгралась в последние дни жизни Толстого. Не будем творить ни суда над теми, кто имел то или иное прикосновение к его последним дням, как протекшим в ЯснойПоляне, так и за пределами ее. Здесь тайна личной жизни. Нам известны лишь этапы пути, по которому он прошел, выйдя из родного дома, и достиг станции Астапово, известны некоторые его намерения, где он намечал еще пунк своего будущего, быть может, даже кратковременного пребывания, но конечная цель его странствования остается как бы в тумане. Где должен был он преклонить свою усталую жизнью голову и испустить свой просветленный дух, вряд ли кому сейчас в точности, кроме самых близких к нему друзей, известно. Перед нами один непреложный факт. Лев Николаевич хотел увенчать здание своей жизни, согласно своему вероучению, слить себя, как человека, с своим исповеданием и отрешиться от всех пут, которые могли бы помешать этому слиянию. Но это ему не удалось: здесь случилось что-то роковое, ошибочное, то, в чем невольно усматривается перст Божий, та великая воля, которая властна и над нашею жизнью, и над смертью, «Судьбы Божии неисповедимы». И, склоняясь перед этою величавою тайною, нам остается лишь от полноты сердца промолвить:
Мир праху твоему, великий русский человек. Да будет тебе память вечная...
Б. Г.