Русский (Россия) English (United States)
 Крестьянин А. Голубцев Голос простолюдина о Льве николаевиче Толстом. СПб., 1910.
Минимизировать

Крестьянин А. Голубцев
Голос простолюдина[1]
О Льве Николаевиче Толстом.
Накануне жатвы я пошел осмотреть поле, засеянное рожью и пшеницей. Мне бросились в глаза некоторые колосья, высоко торчавшие над остальными; точно великаны, задрали они кверху головы, гордо и с презрением поглядывая на меньших братий своих.
— А постой-ка ты, великан, много ли в тебе добра? — подумал я, да и вырвал одного с корнем. Что же оказалось? Ростом он 12 четвертей, собой красный, а в башке ни одного зернышка, только и годен скотине на подстилку...
Выдернул еще несколько великанов, и те оказались такими же бесплодными; когда же начал срывать и растирать руками обыкновенные колосья, Скромно понурившиеся в ниве, то оказалось в них от 54 до 96 зерен.
Каждый опытный земледелец может удостоверить, а неопытный проверить и убедиться, что я не лгу.
Вот именно так и в человечестве.
Не тот велик и славен, кто многим обладает, а людям не приносит никакой пользы, кто думает о себе, что он лучше других и, точно пустой колос, возносится перед народом своей гордынею: я-де всех богаче, всех ученее и всех умнее, а вы — ничто передо мной, как сор перед золотом! На поверку то и выйдет, что он годен только скотине на подстилку. Но кто живет по Божьему закону, довольствуется малым и делится с людьми последним достоянием, кто никого не презирает, не гордится, а унижает себя передо всеми, хотя бы самыми ничтожными людьми, тот действительно велик и в сей жизни и в будущей.
И на самом деле, можем ли мы хвалиться один перед другим своими познаниями и достоинствами? Не все ли мы падшие грешники, блудные сына Отца Небесного, ушедшие от Него в страну далече? Не обязаны ли мы оказывать взаимную помощь друг другу, как члены одного тела, когда ни Царь наш Батюшка обязан подданным, как голова рукам, ногам и прочему?
Обязан каждый человек: и проповеднику слова Божия, и учителю нравственности, и земледельцу, и хлебопеку, и повару, и сапожнику, и портному, и всякому ремесленнику, но только не писателям безбожным, не актерам да актрисам и разным шутам балаганным, которые сеют разврат; ведь без них легко обойтись всем и каждому: и царю и вельможе, и богачу, и мудрецу, и нищему и убогому... а таких то развратителей-лиходеев еще поощряют наградами да восхваляют и сами не зная за что.
Все мы обязаны начиная с царя и кончая самым худшим из людей, хотя бы мною, нелицемерно любить друг друга, беречь и уважать, служить тем даром, кто каким владеет, «как добрые домостроители благодати Божией», ибо так устроил Создатель, что не дал одному человеку полного знания, а каждому уделил по способностям и по заслугам, дабы «никая плоть не хвалилась перед Господом».
Только один изо всех людей объявился выскочка, который, будто бы, всем обладает, ко всему способен и ни в ком не имеет нужды. Это граф Толстой. Он и пашет, и боронит, и косит, и лапти носит и плетет: «Смотрите, русские мужики-дураки: я высокоумныйи ученый граф, не нуждаюсь даже в самых тяжелых и грязных трудах человека, сам умею добывать из земли насушный хлеб, сам могу ходить в лаптях».
Ах, ты, ваше сиятельство! Да разве у русского мужика разум то волк съел? Разве мужик не видит, что ты в крестьянскую шкуру влезаешь только на показ, как паяц балаганный? Разве мужик не знает, что ты — колос пустой — высоко торчишь надо всеми, а добрых семян не приносишь?
Подумай-ка, чем ты гордишься: титулом графским, богатством, ученостью высшей... так это земное, и то не твое — все Божье; твои разве только лишь книжные бредни, которыми отравляешь, как ядом, людей, да и те не твои, а отца твоего — сатаны. Зачем же гордишься чужим? Себя ты считаешь веех умнее, а того не знаешь, что есть и ученые дураки, что есть на Руси и такие серые мужики-лапотники, которые тебя со всем твоим образованием в дымовую трубу загонят. Но ведь они не гордятся умом, не считают других невеждами и глупцами. Себя ты называешь светом, остальных тьмою... Почему же учение твое — непроглядная тьма? Ты все отрицаешь: и Бога, и Церковь Христову, и Царя, и властей земнородных. Не князь ли тьмы в тебе говорит? Кто может сказать, что в Русском государстве нет Самодержавного Царя Николая Александровича? Это скажет только безумец; так ведь он бредит, что нет и личного Господа Бога, в Троице славимого, Отца и Сына и Святаго Духа. Не про тебя ли, ваше сиятельство, говорит Царь Давид: «Сказал безумец в сердце своем: нет Бога» (Пс. 13, 1 и 52, 1)? — Именно про тебя. Но ты, быть может, отричаешь и Царя Давида, — тогда советую помалкивать об этом, иначе твои сродичи — жиды на первой же осине повесят тебя за кощунство. У них расправа коротка, не как у нас.
Ведь не всякий видел Царя земного, но, и не видевши, верует, что Он есть.
Иной даже не видал и портрета Царскаго, но Батюшку-Царя признает и любит, повинуется Ему и властям от Него поставленным. Большая часть людей не видела и не увидит своего Царя, хотя-бы и желали видеть Его, но это невозможно, особенно в настоящее смутное время, когда появились безбожники и крамольники во главе с тобою. Есть люди, которые не только ежедневно видят Царя, а даже беседуют с Ним... Такое счастие доставлено избранным.
«Бога человеку невозможно видеть: на Него же чины Ангельские не смеют взирати»…
Если человек не может телесными глазами смотреть продолжительное время на солнце, то дерзнет ли он взглянуть на несравненно более яркое светило — лицо Источника Света вселенной, лице Божие?! Господь наш Иисус Христос сказал: «Блаженни чистии сердцем; яко тии Бога узрят»' (Ме. 5, 8), конечно не в этой временной жизни, а в жизни вечной, и только узрят, быть может, в течение одного момента, но сподобятся за то неизъяснимого блаженства, превышающего блаженство чинов Ангельских. Духовными же очами и в земной жизни своей каждый верующий человек созерцает Бога, кат Творца, Промыслителя и управителя вселенной.
Кто положил начало и дал существование всему, нас окружающему, как не всемогущий Царь Небесный, безначальный, бессмертный, единый, всеблагий, присносущий, премудрый, праведный, святый, блаженный, долготерпеливый, всесовершенный. Который не только видимо, но и осязательно проявляет Себя в каждой былинке, премудро созданной Его всемогущим словом?
Кто дает жизнь растению от зерна, брошенного в землю? Кто украшает это растение, оберегает плоды его устройством различных преград к доступу внешних разрушающих сил? Кто снадбил насекомых, пресмыкающихся, рыб, птиц и животных орудиями и чувством самосохранения и самозащиты? Кто дал определенное действие и движение земле, солнцу, луне и звездам? Кто дал человеку разум, отличающий его от всех остальных? Кто всех животворит и питает? — Не ты ли, толстый, старый полусгнивший дуб, широко раскинувший в Ясной Поляне свои ветви, под которыми валяются груды желудей, годных только для питания свиней?!...
Нужно быть безмозглым уродом, чтобы отрицать Бога во Святой Единосущной и Нераздельной Троице, Бога-Слова Иисуса Христа, воплотившегося от Приснодевы Марии и ниспославшего Духа Своего Святого на Апостолов.
Если человеческому разуму недоступно разгадать тайну миросоздания, то возможно ли проникнуть в тайну Создателя, без Его откровения.
Графа Толстого Господь не сподобил откровения, и Толстой объятый демонской завистью и гордыней, озлобился на Бога, надел на себя крестьянскую рубаху, обулся в лапти, как ворона в павлиные перья, и начал каркать, что личного Бога в Троице славимого, нет, что ни воплощения, ни чудес Христовых, ни искупительных страданий, ни воскресения, ни вознесения на небо Спасителя мира, ни сошествия святого Духа на Апостолов не было; второго пришествия Христа, страшного суда и жизни вечной не будет; а потому символ веры, св. Таинства и самую Церковь Христову отвергает, духовенство злословит и осмеивает не только перед православным русским народом, но и перед всем христианским миром. Толстой глумится и над священным писанием ветхого и нового завета, восстает против обучения детей закону Божию, а свои безнравственные сочинения во множестве распространяет, чтобы развратить юношество и привести за собою к верной и вечной погибели. Мало этого, сиятельный русский граф, обласканный Императорской милостью, платит Самодержцу Всероссийскому черной неблагодарностью и гнусной изменой. Он не признает Царской власти, учит неповиновению правительству, советует избегать воинской повинности и т. п.
— А что если бы к тебе, ваше сиятельсгво, явились разбойники, ограбили бы все твое имущество, надругались бы над твоими дочерьми, перебили бы домашних твоих... к кому бы ты сунулся искать защиты, как не к тому же Царю и Правительству, которых так презираешь? Чем бы помогли они тебе, если бы у них, по твоему желанию, не было войска?.. Вот и оказывается, что не только в богословии, и в политике государственной ты ничего не разумеешь; а уж о крестьянстве и говорить нечего: любой батрак тебя за пояс заткнет.
— Снимай-ка нашу рубаху и лапти, не пачкай форму своего кормильца — крестьянина, облекайся в золотом шитый графский мундир да послушай мою речь о дворянской чести.
Ваше сиятельство больно любите кричать о ней, как будто-бы честнее вас и на свете нет, а на деле то ее не все оправдываете...
Граф Толстой, покажи-ка, много ли у тебя этой самой титулованной чести в кармане? Ан и нет ничего!.. всю промотал на пакости вере Православной, Царю Самодержавному и русскому народу...
Недаром тебя зовут «великим пакостником»; а по моему, ты не такой клички заслуживаешь. Вот сейчас, ваше сиятельство, стоишь передо мною в золотом мундире и злые свои глаза на меня уставил... а скажи, чей это мундир-то на тебе?
— Царский.
— Да ведь ты нашего Батюшку-Царя не признаешь, так разве честно в Его мундире щеголять да графским титулом величаться?
Ты, ведь — изменник вере, Царю и отечеству... а изменников «везде» казнят, только «у нас» тебя почему-то не трогают, должно быть, ждут Божьего правосудия; оно не за горами...
А пока снимай-ка поскорее чужой мундир: он тебе не к лицу; в нем ты похож на вызолоченное гнилое яйцо или на украшенный гроб с трупом смердящим. Снимай-ка, снимай, не ломайся!.. тебе не смехом говорят. Про графство свое позабудь: иуда-предатель — не граф.
Тебе думается, что русский крестьянин настолько слеп и глуп, — не видит и не понимает, с кем имеет дело. Нет, греховодник, ошибаешься и лжешь. Я сейчас разнагишил тебя, бывшего графа-мужика, как самозванца, по всем правилам и нравственным законам только не дворянской, а родной, крестьянской чести, за которую всегда готов пожертвовать жизнью. Я первый грешник из людей, блудный сын Отца Небеснаго, и не боюсь обличать тебя, конечно, не как человека, но как бездушную вредную тварь. Ты отрицаешь бессмертную душу в человеке, потому что свою вручил сатане, ты заживо роздал домочадцам капиталы свои, чтобы случайно не подать копейку нищему... Эх, ты, самозванный и непрошенный радетель народный!.. Не стыдно ли тебе надевать на себя такую прозрачную маску, сквозь которую и слепой рассмотрит, какая благодать скрывается под нею?!
Ты наг и бос, Толстой.
Не дают тебе и заслуженных арестантского халата и котов...
Какая, подумаешь, несправедливость на святой Руси!
А наготу прикрыть необходимо.
— Возьми-ка саван, да облекайся в него скорее, пока не отняли. В аду тебя уже давно ожидают и примут с торжеством великим. Здесь, на Руси совсем ты обезличен. Не веришь в Бога и Угодников Его не признаешь, то, стало быть, ни имени, ни отечества не имеешь: Толстой... Толстой... и больше ничего.
Не думаешь ли ты, что добрую память оставишь по себе?
Поверь мне, серому, простому мужику проклятия — и только.
Ты многих, многих погубил своим ученьем; миллионы грешников представил сатане на истязанье.
В Японии, в языческой стране, признали твои богохульные и безнравственные сочинения вредными, развращающими народ и влекущими к погибели.
Там запретили распространять твою заразу, потому что гнилое ябло не может дать здоровых семян.
Запретят и у нас в России, если не интеллигенция, то истинно-русский православный народ, верный своему гражданскому долгу.
Сгорят на костре, вместо тебя, твои еретическия бредни, и никто их не пожалеет, потому что они — плоды воплощенной гордыни, неправды и зла, плоды диавола.
Теперь обращаюсь к вам, дорогие мои братья и сестры во Христе, взываю ко всему православно-христианскому миру: не верьте сатанинскому учению Толстого, не слушайте и учеников его: «берегитесь, чтобы кто не прельстил вас» (Ме. 24, 4).
Толстой имеет приверженцев всюду и во всех слоях общества.
Как моровая язва не разбирает ни богатаго, ни бедного, ни знатного, ни убогого, ни ученого, ни невежду, ни мудрого, ни глупца, так и проклятое учение богоотступника и крамольника.
Св. Иоанн Богослов говорит: «Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое, число его шестьсот шестьдесят шесть» (Апок. 13, 18.)
Замечательно, что и число вольнодумца Толстого получится такое же, если буквы имени, отчества и фамилия его перевести на церковно-славянския цифры.
Посмотрите на эту табличку.
Л—30
е— 5
в— 2
 37
Н—50
и— 8
к—20
о—70
л—30
а— 1
и— 8
ч—90
 277
Т—300
о— 70
л— 30
с—200
т—300
о— 70
й— 10
 980
В—2
о— 70
л— 30
н— 50
о—70
д— 4
у—400
м— 40
 666
37 лет, до отлучения святейшим синодом от Православной Церкви, Толстой проповедывал безбожие сначала за границей, а потом уж и в России. По отлучении же безбожника, он должен быть лишен христианского имени и отчества, как не признающий св. угодников Божиих.
Если сложить итоги цифр имени и отчества Толстого, получится: 37 + 277 = 314.
Вычтите эту сумму итога из цифр фамилии и взгляните на остаток: 980 — 314 = 666.
Крестьнин А. Голубцев.


[1]Этот немножко грубоватый, но правдивый голос сына кормилицы нашей — деревни дает ясное понятие о взгляде мужичка, не зараженного современной «цибулизацией», на всемирного «пакостника» Толстого и его гнусные творения.
Ред.

Работа осуществляется при финансовой поддержке РГНФ в рамках проекта по созданию информационных систем «Электронная библиотека Толстовского музея 2011-2013». РГНФ № 11-04-12015в.